Сверхдержава против лидера свободного мира

Холодная война завершилась крахом социалистической системы и распадом советской империи. Это было воспринято как величайшая победа Соединенных Штатов, однако природа победы так и осталась непонятой из-за того, что две роли - роль сверхдержавы и роль лидера свободного мира - слились воедино. Что отстаивал свободный мир -капитализм или открытое общество - также не ясно. Что все-таки обусловило крах - энергичная реализация Соединенными Штатами Стратегической оборонной инициативы (так называемой Программы звездных войн), превосходство капитализма или стремление к свободе внутри советской империи? Реакцию на крушение тоже иначе чем сумбурной не назовешь.

С распадом советской империи в 1989 году, а затем и Советского Союза в 1991 году открылась уникальная историческая возможность превратить страны региона в открытые общества. Советский Союз, а потом Россия и новые независимые государства остро нуждались во внешней помощи по той простой причине, что открытое общество - более сложная форма социальной организации, чем закрытое. Закрытому обществу доступна всего одна концепция организации - та, что санкционирована властями

и принудительно реализуется. Б открытом обществе гражданам не просто позволено думать за себя, они обязаны делать это, а организация дает людям с различными интересами, происхождением и взглядами возможность мирно сосуществовать. Советская система, пожалуй, самая всеобъемлющая форма закрытого общества в истории человечества. Она пронизала практически все аспекты жизни: политический и военный, экономический и интеллектуальный. Наиболее агрессивным было вторжение в естествознание - агроном Трофим Лысенко с помощью марксистской идеологии пытался доказать, что приобретенные свойства могут передаваться по наследству.* Переход от закрытого общества к открытому требует коренной ломки существующего режима, которую невозможно осуществить без внешней помощи.

Понимание этого подтолкнуло меня к созданию фондов Открытое общество по всей бывшей советской империи. Я понял важность момента. Характерной чертой революций является значительное расширение диапазона возможностей. Перемены, немыслимые в обычных условиях, становятся осуществимыми, а действия, предпринимаемые в этот момент, определяют ход событий в будущем. Именно поэтому я направил всю свою энергию на создание сети фондов, именно поэтому я вложил в них столько денег, сколько они смогли переварить.

Открытые общества Запада не поняли этого. Они не осознали историческую значимость того, что происходи-

* Лысенко известен своими работами по повышению урожайности зерновых культур. Он пытался путем закаливания яровой пшеницы вывести новый сорт, способный выдерживать суровую русскую зиму. Подобные эксперименты и их продолжительное пагубное влияние на советское сельское хозяйство дали журналу Time основание поставить Лысенко (наряду с Йозефом Менгеле) в группу злодеев в обзоре научных достижений XX столетия. См.: Cranks: ТгоПт D. Lysenko , in Cranks, Villains, and Unsung Heroes , Time 100 Web page, http: www.time.com/time/ timel00/scientist/other/unsung3.html.

Бразилии и Аргентине, а также отрядов контрас , развязавших гражданскую войну в Никарагуа, - в общем, все то, что преподносилось как борьба против распространения коммунизма в Западном полушарии. Несмотря на это, американская внешняя политика пользовалась поддержкой обеих партий по большинству аспектов, за исключением вьетнамской войны, которая расколола страну и оставила глубокие шрамы и горькие воспоминания.

* Горбачевское новое мышление зародилось в недрах Министерства иностранных дел, другие ветви бюрократии поддерживали его в значительно меньшей мере. Например, все инициативы, касающиеся прав человека, исходили именно из этого ведомства, а не из Министерства внутренних дел. В этом главная причина слабости Горбачева

дения фонда в Москве в 1987 году я предложил создать международную комиссию для изучения процесса становления открытого сектора советской экономики. К моему удивлению, а в то время я был намного менее известным, советские власти приняли предложение. Идея заключалась в создании рьшочного сектора в рамках командной экономики на базе одной из отраслей, например пищевой, которая могла бы реализовывать свою продукцию по рыночным, а не по регулируемым ценам. Открытый сектор мог бы постепенно расширяться. Довольно скоро стало очевидно, что идея неосуществима, поскольку командная система была слишком больна и не подходила для взращивания зародыша рыночной экономики. Но факт остается фактом, даже столь безрассудное предложение, исходящее из малоизвестного источника, нашло поддержку на высшем уровне. Если у меня была возможность привлечь с западной стороны таких экономистов, как Василий Леонтьев и Ро-мано Проди, то премьер-министр Н[иколай Рыжков приказывал участвовать руководителям главнейших советских институтов - Госплана, Госснаба и т. п.

Впоследствии я свел группу западных экспертов с группами российских экономистов, разрабатывавших на конкурсной основе программы экономических реформ. Затем я добился, чтобы авторов наиболее перспективного российского плана экономической реформы, так называемого плана Шаталина, во главе с Григорием Явлинским пригласили на совместное заседание МВФ и Всемирного банка, состоявшееся в Вашингтоне в 1990 году. План предполагал раздел Советского Союза с последующим объединением новых независимых государств в экономический союз. Кончилось все тем, что президент Горбачев отверг этот план. Получи тогда план более активную поддержку в Вашингтоне с обещанием столь необходимой экономической помощи, беспорядочного распада Советского Союза, возможно, и не произошло бы.

ло, и продолжали заниматься своими делами как обычно. Они застряли в траншеях холодной войны между двумя сверхдержавами и не хотели верить в то, что Советский Союз становится другим. Идея конструктивного вмешательства во внутренние дела Советского Союза была чужда существующему мировоззрению.

Когда Михаил Горбачев в декабре 1988 года обрисовал с трибуны OOri свое новое мышление относительно мирового порядка, ориентированного на сотрудничество, его выступление было воспринято как военная хитрость .* Правительство США продолжало настаивать на уступках, а когда Советы пошли на них, затребовало большего. Я помню свою встречу с Робертом Зелликом, нынешним торговым представителем США, а в то время - сотрудником Госдепартамента. Он заявил, что Соединенные Штаты не могут пойти на предоставление помощи Советскому Союзу до тех пор, пока тот поддерживает Фиделя Кастро на Кубе. Когда же глубокие изменения характера режима стали очевидными, правительство США решило, что слишком поздно протягивать руку помощи. Пока русские просили помощи, к ним относились как к попрошайкам. Российский экономист Н[иколай Шмелев рассказывал мне, как он в сентябре 1989 года во время перелета на межправительственную встречу в Джексон-Хоул, штат Вайоминг, на протяжении пяти часов безрезультатно пытался убедить тогдашнего госсекретаря США Джеймса Бейкера в необходимости поддержки. Горбачев остался ни с чем.

Я решился на вмешательство на свой страх и риск и получил замечательный результат. Через год после учреж-

Восстановление образа Америки

Чтобы восстановить тот образ, который США имели во времена холодной войны, они должны стать лидером сообщества демократий и соответствующим образом изменить модель своего поведения. Им следует выстраивать реальные партнерские отношения и самим соблюдать те правила, которые предлагаются другим. Поскольку мирное сотрудничество не всегда приносит результат, Соединен-

ным Штатам необходимо поддерживать свою военную мощь, однако она должна служить делу защиты справедливого мирового порядка и именно так должна восприниматься остальным миром.

Такое видение роли Америки противоречит идеологии администрации Буша, которую я охарактеризовал выше как примитивную форму социального дарвинизма: выживание наиболее приспособленных - результат соперничества, а не сотрудничества. Холодная война очень хорошо подходила под эту парадигму. Она по сути была состязанием двух сверхдержав и двух мировоззрений, одно из которых основывалось на идее свободной конкуренции, а другое - на обещании социальной справедливости, достигаемой через централизованное планирование. Внешнеполитическая платформа 2000 года, опираясь на которую тогдашний губернатор Буш пришел к власти, нацелена на возврат счастливых деньков холодной войны, но все дело в том, что они безвозвратно ушли в прошлое. Наш образ необходимо строить исходя из других посылок.

Провал модели централизованного планирования вовсе не доказывает правильности модели свободного предпринимательства, несмотря на то что в этом уверены те, кто воспринимает холодную войну как противоборство между капитализмом и социализмом. Есть более продуктивное видение мира. Оно строится на постулате о неотъемлемой ошибочности, в соответствии с которым все наши концепции имеют те или иные пороки. Иными словами, обе модели, а именно коммунизм и свободное предпринимательство (последнее я переименовал в рьшочный фундаментализм), несовершенны, при этом несовершенство одной может компенсироваться лишь элементами другой. Коммунистическая модель, без сомнения, проигрывает модели, основанной на свободном предпринимательстве. Но это происходит лишь потому, что последняя меньше подвержена догматизму и экстремизму, чем коммунисти-

После распада Советского Союза и окончания холодной войны Соединенные Штаты остались без врага, который позволял им олицетворять одновременно и сверхдержаву, и лидера свободного мира. Такая перемена застала нас врасплох. Мы никак не могли решить, какая из двух ролей нравится нам больше, и попытались играть и ту и другую. Однако условий, которые делали эти роли неразделимыми, больше не существовало.

Во времена холодной войны свободный мир, стоящий перед угрозой уничтожения, искал защиты у сверхдержавы. Западные демократии объединились в НАТО - альянс, который явно подчинялся США. С исчезновением угрозы советского вторжения исчез и главный побудительный мотив объединения Запада под американским руководством. У стран пропал стимул, заставлявший их подчиняться воле сверхдержавы. В результате НАТО изменило свой характер. Оно стало более походить на многостороннюю организацию. Это со всей очевидностью показал конфликт в Косово, где все серьезные боевые приказы проходили сложную процедуру утверждения, а Пентагон был не слишком искренним в своей поддержке военных усилий. НАТО потеряло ту привлекательность, которой обладало во времена холодной войны, и администрация Буша стала относиться к этой организации как к еще одному международному институту.