- Похоже на то, что вам надо просто отдавать брокеру свои распоряжения и не выслушивать никаких его советов.

- Конечно. Конечно, так бы и надо было делать. Я уже был бы богачом, если бы эти зазывалы поганые не заставляли меня продавать в неподходящий момент или покупать не те акции.

Список ролей, которые ифают инвесторы, можно продолжать до бесконечности, но челюсти австралопитека как не было, так и нет. Может быть, как говорят мои мудрецы, инвесторы находятся на бирже для чего-то еще. У меня есть приятель с

небольшой клиринговой конторой, и он говорит вот ЧТО:

- Нет разницы, крупные они инвесторы или мелкие. Если они делают немножко денег, они рады. Если они теряют немножко денег, то тоже не особо расстраиваются. Все, что им нужно, - это иметь возможность тебе позвонить. Они хотят спросить: А как там мои акции? Поднимаются? Падают? А прибыли? Что слышно о возможном слиянии? Что вообще происходит? И они хотят делать это каждый день. Им нужен друг, им нужен кто-то на другом конце провода, они хотят быть частью того, что происходит, и вы даете им возможность выбора между тем, чтобы делать деньги с гарантией или быть в ифе. И если вы придадите этому соответствующую форму позволяющую им сохранить лицо, каждый из них, без исключения, предпочтет быть в игре. Это, конечно, бессмысленно, если иметь в виду здравый смысл, но свой сумасшедший смысл в этом есть, если посмотреть на вепщ реально.

ТРЕВОГИ И ПОИСКИ ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ

Ковд&ябудубовш, То все переменится, И жизнь моя сшанеш друзой.

Гиш на музыку Георга, Фридриха Генделя

Абсолютная мобильность американцев, конечно, вещь великолепная, но она оказывает и мощное давление. Если наши соседи разбогатели, разве с нами не должно произойти то же? А если мы не разбогатели, то почему? Конечно, было бы мило просто сказать: Иншалла, такова уж судьба, дружище, или таковы уж законы шоу-бизнеса, но это не помогает, потому что все мы всерьез верим в возможность перемен и в Великое Будущее непрекращающегося прогресса.

Мы с вами уже видели на отобранных по строго научным критериям примерах, что биржевые рынки могут для разных людей означать совсем разные вепщ, и что они представляют собой своеобразную сцену, на которой разыфываются самые разные роли.

Но для серьезных игроков в этой игре есть и более серьезные опасности. Опасности эти не новы, и они, видимо, имманентно присущи обществу, ориентированному на работу где индивидуальность, как считается, определяется родом занятий, а индивидуальность более высокого порядка - достижениями конкретного человека. Если этот род занятий - делание денег, причем в самой чистой своей форме, то тревожность наличествует всегда, почти по определению, потому что всегда существует угроза того, что деньги, как выражение достигнутого, могут растаять. Чтобы понять это, совсем не обязательно читать исследователей последнего времени типа Дэвида Райсма-на. Вы можете найти то же самое, хотя автор не намеревался писать именно об этом в книге Роман и фагедия широко известного бизнесмена из Нью-Йорка, рассказанные им самим . Этим им самим был человек по имени Уильям Инфэм Рассел, а год издания книги - 1905-й. История Рассела в той или иной

форме возникает постоянно: с тех пор, как Протестантская Этика и Дух Капитализма высадились на американский континент. Мистер Рассел жаждал не только денег, но и признания, полагающегося их обладателю. Какие-то деньги он сделал, потом потерял, потом сделал снова, построил себе прекрасный дом с великолепной библиотекой, потом потерял и это, и в конце концов разорился до такой степени, что друзья разбежались, и никто даже не захотел внести скромный залог, когда его арестовали из-за какой-то достаточно ординарной сделки. Такая вот фавюра Хогарта. Собрав остатки сил, Рассел написал книгу которую посвятил чудесной маленькой женщине , которая оставалась с ним до последнего.

Со времен мистера Рассела отточенный пиратский клинок свободно-предпринимательской формы капитализма заметно притупился, а насколько можно судить по книге, друзья оставили его просто потому что был он человеком довольно тяжелым. Да и прочие вещи уже не те, что во времена мистера Рассела. Рынки и биржи более честны, и друзья не бросают неудачников таким драматично-диккенсовским образом. А вот чудесные маленькие женщины , напротив, крайне редко бывают столь преданными и стойкими, как миссис Рассел. Поэтому сегодняшним мистерам Расселам легче держаться за друзей и залоговых поручителей, чем за жен, но, возможно, эта сторона нашей нынешней реальности с деньгами ничего общего не имеет.

Самые сильные эмоции на рынке - жадность и страх. Когда биржа идет вверх, приливная волна жадности почти физически ощущается. Обычно со времени последнего биржевого дна должно пройти от шести месяцев до года, чтобы эта волна начала набирать силу Сначала вы ощущаете зуд жадности, когда видите, как вверх пошли акции, которых в вашем портфеле нет. Потом акции ваших друзей удваиваются в цене - или, если удвоились ваши, то их выросли в фи раза. Это и приводит к максимальным ценам бычьего рынка. Конечно же, никто не жаждет покупать по максимальной цене, но людей, делаюпщх это, достаточно много для того, чтобы взвинтить цены до потолка. Как они умудряются это делать? Должно быть, здесь работает элемент заразительности, описанный для толпы Ле Бона, -

желание идти со всеми в ногу. Просто поразительно, как меняются временные горизонты и финансовые цели. Сначала, после трепки, которую им задала биржа, инвесторы приступают к игре с осторожностью и покупают акции, которые, как они надеются, могут дать им 50 процентов за полтора года. Но по мере того, как темп ифы нарастает, 50 процентов за полтора года уже кажутся слишком медленной забавой, потому что на бирже есть акции, - и кто-то же их имеет! - которые приносят 100 процентов за полгода. В конце концов все несутся в зажигательной пляске, и все это очень весело, особенно если вам вовремя удается с этого празднества удрать.

То же самое происходит при обратном движении. Когда биржа начинает двигаться вниз, у многих проявляется склонность к выжиданию, пока акции немножко не поднимутся, чтобы начать от них избавляться. А они упрямо ползут вниз, и сама мысль о том, что вы могли совершить ошибку что вас подвели собственные расчеты, может быть настолько парализующей, что вы ждете еще немного. Наконец, вера испаряется без остатка. Если вчера акции упали на 10 процентов, то сегодня они могут рухнуть на все двадцать. И в один прекрасный день, когда все новости оказываются только фаурными, вы просто вынуждены избавляться от этой мерзости, которая так жестоко с вами обошлась. Все кончается массовыми судорогами, где уже никому не весело, если, конечно, вы опять-таки не удрали заранее.

И совершенно неважно, с какой роли начинает инвестор. На пике описанных нами процессов любая его роль полностью растворяется в роли, которую ифает толпа - роли жадности или сфаха. Единственная реальная защита от того, чтобы стать частичкой сметающей все на своем пути толпы, - это иметь настолько сформировавшуюся индивидуальность, чтобы никакие истерики биржи на нее не могли повлиять. Линхарт Стернз, недавно умерший нью-йоркский консультант по инвестициям, как-то написал крайне интересное эссе об инвестменте и тревожности, поскольку тревожность - серьезная угроза индивидуальности. Судя по всему, Стернз имел клиентов в не меньшей степени чокнутых, чем те, с кем мы уже познакомились. Один из них ни за что не хотел покупать облигации, потому что об-

лигации напоминали ему о смерти - что, может, не так уж и абсурдно в свете дискуссий на фрейдовских еженедельных психологических посиделках в Вене. Другой, фабрикант одежды, настаивал на том, что акции ни в чем не отличаются от платьев, что их нужно, если, конечно, возможно, продавать с прибылью, но потом уценять и распродавать без остатка к концу сезона . Линхарт Стернз, должно быть, благотворно влиял на своих клиентов, потому что его главный тезис заключался в том, что конечная цель инвестиций - обретение покоя. А покой можно обрести, только избегая тревог А чтобы избежать тревог, человек должен знать, кто он такой и что он делает.

Таким образом, все вышесказанное подводит нас к еще одному из Правил Иррегулярности Смита: индивидуальность инвестора и индивидуальность инвестиционных действий должны быть жестко разфаничены. Поспешу сразу согласиться: если вы блестящий мастер четких решений в течение вот уже долгих лет, то, наверное, это и есть ваша индивидуальность, и ничего плохого нет в том, чтобы радоваться собственным талантам. Но в целом это опасное занятие, потому что биржа имеет склонность учить скромности даже самых успешных адептов. Это опасное занятие, ибо для того, чтобы знать, что вы делаете, вы должны быть способны шагнуть за пределы собственных рамок и увидеть себя со стороны, объективно, а это очень трудно сделать, если Комсат вы ощущаете, как свое собственное дитя или даже просто думаете: Вот они, мои акции, и купил я их совсем задешево!

По сути дела, акция - это всего лишь кусок бумаги, лежащий в банковском сейфе. Вы чаще всего ее и в глаза не видите. Она может обладать или не обладать Внутренней Ценностью, но все, что она стоит в каждый отдельно взятый день, зависит от взаимного согласия покупателей и продавцов на текущий момент. Самая важная истина очень проста для понимания: акция не знает, что вы ее владелец. Все чудесные вещи или страшные вещи, которые вам видятся в акции, или в пакете акций, или в количестве денег, представленном этим пакетом акций, - все эти чувства остаются без взаимности со стороны самой акции. Вы можете быть влюблены в нее, если уж вам так этого хочется.

но кусок бумаги не любит вас, а любовь без взаимности может легко превратиться в мазохизм или, что еще хуже, в потери на бирже и в столь же безответную ненависть.

Напоминание типа акция не знает, что вы ее владелец могло бы звучать глуповато, если бы не типы индивидуальности, существующие на нынешней бирже. Эти разные индивидуальности можно продавать как значки-жетоны: Я владелец акций IBM, и они выросли на 80 процентов ; Флаинг Тайгер так хорошо ко мне относится, что я его люблю ; Вы все смеялись, когда я купил Солитрон , а теперь смотрите и завидуйте .

И, конечно, здесь должен быть большущий жетон, значок номер ОДИН: Я миллионер или Я такой проницательный, что мой портфель измеряется цифрой с семью нулями . Магия числа в миллион долларов и его доступности Любому и Каяодому так велика, что книжки с названиями типа Как я сделал миллион долларов или Ты тоже можешь сделать миллион раскупаются, даже если практически ни о чем не рассказывают. Это самые опасные книжки из всех, написанных о бирже, потому что (а я их коллекционирую - как хобби) в такой книжке обязательно содержится какая-нибудь механическая формула. Неважно, кто вы такой и какими талантами вы обладаете. Достаточно раскрыть книжку на третьей главе - и вперед!

Но если вы поняли, что акция не знает, что вы ее владелец, то вы уже серьезно продвинулись в игре. Вы продвинулись, потому что теперь вы можете менять ваши решения и действия независимо оттого, что вы думали или делали вчера. Вы можете, как говорил мистер Джонсон, начинать без предварительных априорных идей. Каждый день - это новый день, который вносит в Ифу новый комплект измеримых вариантов выбора. Теперь вы сможете достойно реагировать на биржевые качели, вы сумеете вовремя продать, примирившись с убытками, вы сможете позволить вашим прибылям расти, и даже ваши шрамы не будут зудеть, потому что вы не тешите свое самолюбие, а, стало быть, никаких шрамов у вас и нет.

Мне довелось знать людей, которые сделали приличные деньги - нередко миллионы - на бирже. Один из них - Гарри, который сколотил состояние, продул состояние, а потом сколо-